Гипотеза сорвавшегося гешефта

Вот тут подумалось, а что было бы, если бы Нони Мозес и Биби Нетаниягу поладили? Премьер согласился бы урезать тиражи «Исраэль ха-йом» и сократить места дармового распространения этого издания, шибко мешающего продажам платной газеты «Едиот ахронот». Олигарх в ответ пообещал бы поменять с минуса на плюс знаки, под которыми в его изданиях и ресурсах освещается деятельность главы правительства, а также подаются образы его супруги, чад и домочадцев. Расцеловались бы они, да и пошли каждый в свою контору достигнутое соблюдать?

То есть, по условиям сговора, Мозес запретил бы всем своим выдающимся редакторам, смелым политическим, экономическим и прочим обозревателям, дерзким колумнистам, вольным светским хроникерам и даже карикатуристам любую критику премьера и его семейства. И с момента заключения сделки следовало бы писать о жизни и работе г-на Нетаниягу если не в приподнятых тонах и восторженных выражениях, то, по крайней мере, солидно и одобрительно. Примерно, как в том старом анекдоте про советского разведчика, который должен был работать под видом миллиардера в Монако, но потом услышал: «Версия меняется: вы — нищий слепой в Бомбее». Это, как принято в договорах, с одной стороны. А с другой стороны, премьер отписал бы своему благодетелю и другу миллиардеру Шелдону Эдельсону, тратящему на «Исраеэль ха-йом» самую малость из своего несметного состояния: «Спасибо братан, лаве больше не надо: у нас с Нони базар был, пацан просит, надо помочь, так что лавочку покамест чуток прикроем». Или — в иных, более изысканных английских выражениях.

И все! И больше не возникало бы ситуаций, в которые не однажды попадал я, будучи выпускающим редактором подвластной «Едиот харонот» русскоязычной газеты «Вести». Например, помню, как лет этак пять-семь тому назад вытаращила на меня глаза тогдашняя моя начальница, увидев на первой полосе верставшегося номера официальную иллюстрацию сообщения о визите нашего премьера в одну из стран. На снимке были израильский гость и глава принимающей стороны – оба с супругами. «Ты с ума сошел? Убери ее сейчас же!» Мои робкие возражения насчет того, что дам тут две, приняты не были. «Найди другой снимок, без нее, без них! И не делай вид, что ничего не понимаешь!»

Другое воспоминание. Как-то раз поместил я в середине третьей полосы заметку о том, что министр образования Гидеон Саар дал указание изъять новый школьный учебник обществоведения. В нем, в частности, авторы отказывали репатриантам из бывшего СССР в данном «звании», мы в учебном пособии для юношества величались «экономическими мигрантами», преимущественно «гоями», отсталыми изоляционистами, лишенными чувства израильского патриотизма, и — в довершение всего — «русские» там противопоставлялись образцово еврейской и сионистской алие из Эфиопии. Так как обложки этой книжонки в банке иллюстраций я не нашел, то дал портрет министра Саара величиной меньше спичечного коробка. Наутро я был вызван в «первый отдел» (был в редакции и такой, хотя и назывался иначе) и строго спрошен, кто разрешил мне публиковать изображение этого человека, и не действовал ли я по чьему-то наущению? Задним числом понял, что имелось в виду соперничество Саара с тогдашним зятьком издательского семейства Сильваном Шаломом, о чем я, неразумный, не подумал, ставя ненавистный лик. И затем мне было указано, что на любое подобное действие надобно получать благословение. (Замечу, что поближе к убийству газеты «Вести», года примерно за три до этой прошлогодней расправы, интервью с любым политическим деятелем, а иногда даже упоминание того или иного политика в определенном контексте и помещение его фотографии должны были проходить утверждение. Его мы были обязаны получать у не понимающей ни единого слова по-русски «надзирательницы» из руководства «Едиот ахронот», поставленной над «этими русскими» и не скрывавшей недоверия к нам, отвращения к нашей газете и презрения к ее читателям).

Ну, и довольно отступлений в сторону, вернемся к гипотетической возможности взаимовыгодного гешефта между главным героем «бибитона» и хозяином «газеты номер один». И зададимся простым вопросом: если бы они тихо и без свидетелей ударили по рукам, удовлетворив каждый свой интерес, стало бы это оплеухой свободе слова и харчком в демократию, разумеется, при условии существования в современном Израиле обеих как таковых? Возмутились бы наши ивритоязычные коллеги, засыпали бы они Мозеса заявлениями об отставках? Изумились бы читатели «Едиот ахронот», вдруг обнаружив резкое потепления отношения издания к власть предержащей персоне и вельможной семье? Пожали бы равнодушно плечами верные читатели «Исраэль ха-йом», не найдя в привычных мечтах стойки с бесплатными газетами и офень в красных штанах? Вообще, не решила бы публика, что договорившиеся между собой Биби и Нони держат ее за чмо? Было бы все чин чинарем, не сдай Нетаниягу и Мозес друг друга – каждый из собственных соображений — и не подставься таким образом под закон? И, главное: вызвал бы подобный «милый пустячок» политический кризис? У меня на это ответа нет. Мне бы такую веру в победу всего хорошего над всем плохим, как та уверенность Арнонов и Биньяминов в том, что деньги и власть, кумовство и делячество – это главное, а все остальное – ерунда, мусор, дрянь. Увы, у них она, эта твердая убежденность, зиждется на здешнем деловом и политическом опыте. А моя наивная – почти ни на чем. Вот это и огорчительно…